В нашей бухте сонной. Онлайн чтение книги Сборник стихов «Ты помнишь? В нашей бухте сонной…
Поэтический текст не поддаётся скрупулёзному анализу. В нём есть неразрешимые загадки, заманчивые тайны. Нельзя сказать, почему вот то хорошо, а это непонятно.
Мелодику и смысл стиха можно почувствовать и истолковать по-своему. Никто не знает, правильно или нет. Просто так представилось, так объяснилось. Некоторые суждения кому-то покажутся неточными, даже неверными. Претендовать на безошибочность здесь невозможно.
Обратимся к стихотворению Александра Блока «Ты помнишь? В нашей бухте сонной...». Летом 1911 года поэт побывал на Бретонском побережье Атлантического океана, через несколько лет написал стихотворение - почти предсказание близкой войны. А через шесть месяцев началась Первая мировая.
Но если бы читатель не знал биографического факта, смог бы он объяснить стихотворение в подобном ключе? Вероятно, нет. Его мог бы увлечь другой смысловой подтекст. Нетрудно найти строчки, в которых лирический субъект признаётся в своей любви к необычному, новому, странному. Увидеть мир, закутанный в «цветной туман», может только романтик, мечтающий о неведомых землях и странствиях.
Предлагаю познакомиться с интересной интерпретацией стихотворения Александра Блока. Поэт и литературный критик Владимир Приходько даёт мастер-класс «Как читать и понимать поэзию» и убеждает нас, что с возрастом меняется не только сам человек, но и его представления о прочитанных стихах. И тогда чувства поэта становятся нашими, накладываются на нашу жизнь, сливаясь с нею. Вот это и есть закономерный путь постижения поэзии.
Александр БЛОК
* * *
Ты помнишь? В нашей бухте сонной
Спала зелёная вода,
Когда кильватерной колонной
Вошли военные суда.
Четыре - серых. И вопросы
Нас волновали битый час,
И загорелые матросы
Ходили важно мимо нас.
Мир стал заманчивей и шире,
И вдруг суда уплыли прочь.
Нам было видно: все четыре
Зарылись в океан и в ночь.
И вновь обычным стало море,
Маяк уныло замигал,
Когда на низком семафоре
Последний отдали сигнал...
Как мало в этой жизни надо
Нам, детям,- и тебе и мне.
Ведь сердце радоваться радо
И самой малой новизне.
Случайно на ноже карманном
Найди пылинку дальних стран -
И мир опять предстанет странным,
Закутанным в цветной туман!
Владимир Приходько
Я эти стихи с давних времён знаю. Наизусть. Выписал себе в тетрадку (конечно, заветную) в пятом классе, в тринадцать лет. Не выучивал, а запомнил. Повторял про себя.
Рос, менялся. И стихи со мной тоже как будто менялись. Так со стихами бывает. В школе знать их не требовалось.
Прославленный не по программе
И вечный вне школ и систем,
Он не изготовлен руками
И нам не навязан никем.
Это о Блоке в поздние свои годы сказал Пастернак . С любовью к Блоку, с отвращением к «программе», к охотникам подчинять, навязывать. К охотникам, отчасти напоминающим карателей.
Биографические и другие сведения найдутся в справочнике. Блок - великий лирик XX века. Спутник жизни человеческой. Без него людям одиноко. Почему он близок им? Как ответить?
Пусть душит жизни сон тяжёлый,
Пусть задыхаюсь в этом сне,-
Быть может, юноша весёлый
В грядущем скажет обо мне:
Простим угрюмство - разве это
Сокрытый двигатель его?
Он весь - дитя добра и света,
Он весь - свободы торжество!
Музыка проникает в самое сердце. Сияние. Магия. Тайна.
Мне долго казалось (Боже, как я был наивен!), что «Ты помнишь?..» Блок написал в детстве, где-то у моря, ещё холодного. Суда в сонной бухте. Военные, хотя войны нет. Но что-то происходит. Или это воображение, мечта. Мечта о путешествии, подвиге, войне как почве для подвига (не нынешней, напичканной чудовищным оружием, а старинной, почти вымышленной, из Дюма, войне как Промысле Божьем). И вот «пылинка дальних стран» на карманном ноже. Эта воображаемая пылинка - источник двойной радости. Вслушайтесь: «Ведь сердце радоваться радо». Радо, что радо. А матросы и пылинка заставляют вспомнить гумилёвских «Капитанов» (1909).
Чья не пылью затерянных хартий -
Солью моря пропитана грудь.
Хотя влияния тут не обнаружишь.
Начато доверительно: «Ты помнишь?» Обращение это к кому? Может быть, к товарищу! «И вопросы нас волновали». «Нам было видно». «Нам, детям».
«И вновь обычным стало море». Когда-то мне, выросшему не у моря, хотелось оспорить эпитет «обычное». Мол, «Приедается всё. Лишь тебе не дано примелькаться». Но у Блока эпитет на месте.
Сегодня-то я знаю: не мальчишкой, а зрелым поэтом написал эти стихи Блок. В июле 1911г. он отправился в путешествие и вскоре поселился (вместе с женой) во Франции, в Абервраке, на Бретонском побережье Атлантики. В гостинице с видом на море. Он писал матери 12 августа:
«На днях вошли в порт большой миноносец и четыре миноноски, здороваясь сигналами друг с другом и с берегом, кильватерной колонной - всё как следует. Так как я в этот день скучал особенно и так как, как раз в этот день, газеты держали в секрете совещание французского посла в Берлине с Киндерлэн-Вехтером (немецкий министр иностранных дел), то я решил, что пахнет войной... Стал... с уважением смотреть на довольно корявого командира миноноски, который проходил военной походкой по набережной. Думаю, что все абервраковские чеховцы были одних мыслей со мной, так что, когда миноносцы... снялись с якоря... наступило всеобщее разочарование. Всем, собственно, скучно до последней степени, и все втайне хотят, чтобы что-нибудь стряслось».
Вот так. Безо всякой романтики. Аберврак, Киндерлэн-Вехтер, корявый командир... Вы спросите: почему чеховцы? Вспоминаю юную Сашу из пьесы Чехова «Иванов»: когда «воздух застыл от тоски», Саша призывает молодых мужчин собрать силы и разом совершить «что-нибудь маленькое, чуть заметное, но хоть немножко похожее на подвиг, чтобы барышни хоть раз в жизни... могли сказать: «Ах!» Она изнывает от мертвящего однообразия. Характерно для чеховских персонажей.
В сонном Абервраке Блок изнывающий набросал заключительное четверостишие: «Случайно на ноже...» Целиком стихи написаны 6 февраля 1914г., незадолго до первой мировой войны, которая вряд ли стала почвой для геройства... В начале войны Гумилёв вздохнул о судьбе Блока: «Неужели и его пошлют на фронт? Ведь это всё равно, что жарить соловьёв...» Но прав и Пастернак, так завершивший свои «Четыре отрывка о Блоке» (1956):
Блок ждал этой бури и встряски.
Её огневые штрихи
Боязнью и жаждой развязки
Легли в его жизнь и стихи.
Боязнь и жажда... Стало ли для нас стихотворение милей и значительней, когда мы узнали обстоятельства его написания и даже получили нечастую возможность сопоставить стихи и прозу - один и тот же эпизод у одного и того же автора? Из стихов не случайно ушло то, что привязывало их к текущему. Знать эти сведения необязательно. Но чувства поэта стали нашими, наложились на нашу жизнь, слились с нею. Мы произносим: «Ты помнишь?» (у Блока, очевидно, обращение к жене, свидетелю события) от своего «я».
Впрочем, знание лишним не бывает. Публикуя стихи, Блок указал, где написаны, когда. Просто игнорировать это нельзя. Интересно также, что задолго до поездки в Бретань «четыре - серых» жили уже в воображении Блока, он робко пробовал их изобразить.
Океан дремал зеркальный,
Злые бури отошли.
В час закатный, в час хрустальный
Показались корабли.
(«Корабли пришли», 1904)
«Океан дремал» - «спала вода», «показались корабли» - «вошли суда»... Как похоже!
И скоро исчезли в дали беспредельной
Их станы, их мачты и их вымпела.
И в ночь маяки озаряли бесцельно
Спокойную гладь водяного стекла.
(«И снова на юг...», набросок 1905 г.)
«Исчезли в дали беспредельной» - «уплыли прочь, зарылись в океан и в ночь»; «маяки озаряли бесцельно» - «маяк уныло замигал»...- как близко!
Что же в «Ты помнишь?..» главное? Здесь есть тревоги, и - главное - радость мимолётной, иллюзорной надежды на обновление мира, близкая всем и всегда. Знаешь, что иллюзия, а всё равно радуешься; хочется поверить. Таков человек. Такова поэзия, открывающая нам человека.
И вот вывод совпадает с тем, что говорил Блок молодым читателям, продолжая мотив двойной радости: «Мне радостно, что вы в моих стихах читаете радость; это и есть лучшее, что я могу дать... Если будете сильны и чисты, жизнь вам откроется...» И - в предисловии к сборнику «Нечаянная Радость»: «Новой Радостью загорятся сердца народов, когда за узким мысом появятся большие корабли».
Цену этим стихам Блок знал.
Берем лодку за 20 евро и просим нас покатать пол часа по аберу Берег
аберов, по следам стихотворения Блока , разглядываем окрестности, нам открываются очень живописные виды, которые так и зовут сойти на берег, чтобы затеряться в этой безмятежной тишине и изумрудных полях. Чудесные, мало тронутые цивилизацией места, в это время года здесь не многолюдно и никого кроме местных нет. Говорят, что в сезон здесь много оживленнее, проходят регаты, много яхтсменов и просто любителей до всяких древностей и развалин, коих здесь не счесть. Но даже идиллический этот пейзаж не дает мне все-таки забыть для чего меня сюда занесло...
И в тихом Абер-Враке петербургские странники ждут катастроф, бодрящих событий или хоть подобия событий. И вот оно наконец случается, это событие, описанное Блоком, в том же письме к матери:
" На днях вошли в порт большой миноносец и четыре миноноски, здороваясь сигналами друг с другом и с берегом, кильватерной колонной - все как следует. Так как я скучал в этот день особенно и так как, как раз в тот день, газеты держали в секрете совещание французского посла в Берлине с Киндерлан-Вахтером, то я решил, что пахнет войной, что миноносцы спрятаны в нашу бухту для того, чтобы выследить немецкую эскадру, которая пройдет в Африку через Ламанш." (Разумеется!!!)
Можно усомниться в том, чтобы бретонские работяги, чтобы вся эта чернь, которая так "серо честна", ждали бы войны и революции с тем же нетерпением, что богатый и скучающий петербургский поэт.
Итак, военные суда пришли в Абер-Врак, взволновав читающих газеты курортников, и ушли восвояси, но событие в связи с этим все же произошло - главное событие в жизни скучающего поэта: он начал писать новое стихотворение. Считают, что одно или даже два последних четверостишия он написал еще в Абер-Враке, но закончил он это знаменитое стихотворение в феврале 1914 года. Во всяком случае, под стихотворением стоят даты - "1911-6 февраля1914. Aber Wrach, Finistere".
Так что Абер-Врак вошел в русскую поэзию 20 века знаменитыми стихами, куда более интересными, чем любые курортные письма. Вот эти чудные стихи, многим из нас знакомые с детства:
Спала зеленая вода,
Когда кильватерной колонной
Вошли военные суда.
Лирическое отступление о моем пути к блоковским аберам.
На пороге своей юности я была пассионарной девицей и на все про все имела свое мнение. С такими девицами бедным учителям сплошная мука. Категорически отказавшись учить наизусть блоковские стихи о Прекрасной даме, так как считала их несусветной мутью и все эти игры в декаданс безвкусной театральной мертвечиной, я выбрала для "наизусть" именно это стихотворение, которое и посчитала достойным траты своего драгоценного времени.
После этого маленького скандала, мне был выдан чистый лист, разделенный на две колонки, в одну из которых я должна была написать свои недостатки, а в другую достоинства. Растерянная в очередной раз моим "своим мнением" школа, решила провести какой-то свой анализ.
Сидя над девственно чистым листом я мечтала о дальних странах, но в последнюю минуту нахально начертала " недостатки: умна, достоинства: умница". Этот лист был выдан моим родителям как обвинительный приговор, но на домашнем совете решили иначе: пациент скорее жив, чем мертв и что я не совсем безнадежна.
С тех пор блоковские "дальние страны" сидели в моем сердце занозой.
Как раз к тому времени, когда было дописано это стихотворение, тайное и ясное желание русских интеллигентов ("чтобы что-нибудь стряслось...", "пусть сильнее грянет буря!") наконец исполнилось: началась самая кровопролитная в истории Европы война, потом была революция, потом большевистский путч, террор, насилие, голод, новая война...
Поэт еще уверял некоторое время и себя, и окружающих, что именно об этом он и мечтал. Он написал знаменитую поэму, в которой банда матросов (не "серо честных", как в Бретани, а настоящих убийц и грабителей - "запирайте этажи") - идет вослед самому Иисусу Христу: то ли он, по мысли поэта, ведет их "на дело", то ли они ведут его самого на расстрел, дело темное, понимай как знаешь...
Блок еще какое-то время доказывал в знаменитых своих статьях, что ничто не могло быть так отвратительно, как их былое благополучие, их былая жизнь и былая скука. Этот период вообще отличался легкой истеричностью и не удивительно, что многие приход революции расценили как именно то, чего они так долго ждали.
Впрочем, и этим слегка истеричным людям вскоре ясно стало, что то, что им было уготовано большевиками, не снилось им и в самых разнузданных снах. В ответ на все это унижение нищеты и страха Блок поступил вполне по-человечески, без былого суперменства - он умер. Умер совсем молодым и полуголодным...
А сказочный Абер-Врак и нынче все мигает и мигает огнями у выхода в океан.
Ты помнишь? В нашей бухте сонной
Спала зеленая вода,
Когда кильватерной колонной
Вошли военные суда.
Четыре - серых. И вопросы
Нас волновали битый час,
И загорелые матросы
Ходили важно мимо нас.
Мир стал заманчивей и шире
И вдруг - суда уплыли прочь.
Нам было видно: все четыре
Зарылись в океан и в ночь.
И вновь обычным стало море,
Маяк уныло замигал,
Когда на низком семафоре
Последний отдали сигнал...
Как мало в этой жизни надо
Нам, детям, - и тебе и мне.
Ведь сердце радоваться радо
И самой малой новизне.
Спала зеленая вода,
Когда кильватерной колонной
Вошли военные суда.
Четыре - серых. И вопросы
Нас волновали битый час,
И загорелые матросы
Ходили важно мимо нас.
Мир стал заманчивей и шире,
И вдруг - суда уплыли прочь.
Нам было видно: все четыре
Зарылись в океан и в ночь.
И вновь обычным стало море,
Маяк уныло замигал,
Когда на низком семафоре
Последний отдали сигнал.
Как мало в этой жизни надо
Нам, детям, - и тебе, и мне.
Ведь сердце радоваться радо
И самой малой новизне.
Случайно на ноже карманном
Найди пылинку дальних стран -
И мир опять предстанет странным,
Закутанным в цветной туман!
Ход мысли причудлив... А все от литературных аллюзий. Л итература началась с того, что х ожу второй день и поминаю литературную героиню: "Белоснежка, ё. твою мать"... Это клиентка, которую я попросил зарегистрироваться на сайте немецких железных дорог для покупки билета, перепутала DB с форумом, и записалась там как "Светка Светка". На енту фамилию и получила проездной документ...
Эсминцы, вошедшие в историю русской литературы, были такие
А бухта, вошедшая в историю русской литературы вместе с вошедшими в нее эсминцами, была вот эта... И маяк, вошедший вместе с эсминцами и бухтой сами уже знаете, куда - на месте...
А это мне сегодня прислали перед грядущим 25-летием окончания - никогда не видел... Пойма реки Протвы, деревня Сатино, Боровский район, 1983 год. А морда недовольная - у нас в группе никто в футбол играть не умел - и даже такая 17-летняя звезда как я - будущий чемпион факультета, ага - погоды не сделала. Вдули нам, видать...
А я, не сегодняшний, а тот, который станет на несколько лет постарше изображения на слайде, вслед за сонной бухтой, эсминцем и маяком войдет, возможно, в историю русской литературы... И если прямо щас сесть в машину и подъехать к маяку Аберврак, то можно было бы вообразить, что это хоть что-то, да означает...
"Присяга выпускников военной кафедры.....го факультета МГУ. Сборы 1987" - надпись на фотографии из семейного альбома
Над сельскими пейзажами поют
Альтам вослед лихие флюгельгорны.
Отец стоит в потеющем строю.
Две кулеврины на петлице черной,
Врагу потенциальному сулят
Лихую смерть под тяжкою пятою
Богов войны, чьи пуговицы в ряд
Отдраены с подъема пастой ГОИ.
Потеет строй. За строем о своем
Молчат с портретов местные тиуны.
Отец стоит. Подтянутый майор
Про долг и верность говорит с трибуны.
И плавится военный городок
Степи среди, под днем июньским долгим.
Дневной луны белесый ободок
Плывет неспешно над низовьем Волги.
Потеет строй - сияющ и един,
Поет металл, миров грядущих ради:
"чужой земли мы не хотим ни пяди,
Но и своей…" уже не захотим.
Что думал ты, мой юный офицер,
Москвич, "пиджак", не укротивший нервы,
Когда на гладко выбритом лице
Запечатлелся поцелуй Минервы?..
О том ли, что огромна и сильна,
Страшна и, в том числе, тобой хранима
Страна, где не светило ни рожна,
Где линия - важна, а ночь - нежна,
Уйдет в пределы Парфии и Рима,
Во тьму легенд, в застойный анекдот,
В тоскливое, с улыбкою "так было…"?
Езжай домой от сна итильских вод
И привези мне - мячик. Маме - мыло
Фруктовое…
И, может быть, Пиздец
Пройдет в сторонке от судьбы народа...
Все в норме: преет строй, стоит отец,
Стране существовать ещё три года.